Помощь по Теле2, тарифы, вопросы

Работа над проектом закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения» началась еще в 2007 году. И все протекало относительно тихо-мирно, пока 21 сентября на Пятом канале не вышла программа Ники Стрижак «Отдадим все церкви?». Мы решили уточнить позицию одного из фигурантов программы - публициста Александра Невзорова.

Работа над проектом закона «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения» (речь идет, по сути, о возвращении имущества, национализированного в годы СССР) началась еще в 2007 году. И все протекало относительно тихо-мирно, пока 21 сентября на Пятом канале не вышла программа Ники Стрижак «Отдадим все церкви?».

В эфир «Открытой студии» были приглашены представители заинтересованных сторон: православный режиссер и актер Николай Бурляев, главный хранитель Эрмитажа Светлана Адаксина, настоятель церкви протоиерей Георгий Поляков, публицист Александр Невзоров.

В сошлись с одной стороны Невзоров, а с другой - Бурляев с протоиереем. Александр Глебович категорически высказался против передачи церкви не только музейного, но и любого другого имущества. «Не отдавать попам ни черта!» - бросил он, покидая студию. Неудивительно, что программа вызвала шумный резонанс. Николай Бурляев даже назвал ее провокацией, в которую он оказался невольно втянут. Сегодня, когда страсти улеглись, мы решили уточнить позицию одного из фигурантов программы.

- На интернет-форуме Пятого канала практически 90 процентов откликов поддерживает Вашу позицию. С чем это связано, Александр Глебович? Неужели РПЦ так растеряла симпатии людей?

- У христианства, будем откровенны, есть одно огромное преимущество: это великолепная система управления. Но она работает только при полном невежестве управляемых. Проблема не с прихожанами Русской православной церкви - проблема с невежеством. Это не вопрос кто противник, а кто сторонник церкви. Это в большей степени вопрос о том, кто придерживается средневековых принципов мировоззрения и поведения, а кто все-таки живет в XXI веке. Сейчас гораздо больше людей, которые получили пусть поверхностное, но образование, которые мыслят если не самостоятельно, то хотя бы пытаются.

- А может быть, общество видит мало реальных дел церкви, направленных на поддержку обездоленных?

Поддержка «сирых, униженных и оскорбленных» - по мировой практике - это всегда лицемерие, это самая изощренная форма воровства. Если поковырять любую благотворительность, под ней почему-то видны пистолеты Макарова, паяльники и золотые перстни. Так что дело не в этом. Просто религия может существовать только в строго отведенных институциональных и интеллектуальных условиях, а этих условий сейчас нет. Поэтому так велико количество тех, кто меня поддерживает.

Когда начиналась разработка законопроекта, государство не скрывало, что хочет сэкономить на содержании бывшей собственности религиозных организаций. Ведь бюджет тратит немало средств на текущие и капитальные ремонты, на оплату света, газа, водоснабжения и т.д.

В свое время, к примеру, я облазил все наши монастыри, начиная с Коневецкого, и уверяю вас, что найти там хоть одну государственную копейку очень сложно. Поэтому я подозреваю, что такая позиция государства - лукавство и лицемерие. К тому же многие бывшие объекты церкви находятся в весьма приличном состоянии и даже приносят доход.

- Представители РПЦ говорят, что возвращение ей бывшей собственности приведет к реформе церковной экономики. Если Церкви передадут новые храмы, местные приходы не смогут их содержать. Таким образом, богатые приходы (преимущественно в больших городах) будут делиться с ними деньгами.

В такую реформу я не верю. Прежде всего, потому, что экономически она эфемерна и безграмотна. Да, существует огромное количество нищих приходов, но их проблема решается просто: попы должны пойти работать. Если у них есть любимое дело, они могут заниматься им в свободное от работы время.

Вы сказали, что получение Церковью «бонуса от государства» опасно, так как на эти средства она может снова «купить спички». Что Вы имели в виду?

Когда я говорю, что очень опасно оказывать Церкви серьезную финансовую помощь, я имею в виду, что не надо провоцировать их употреблять те методы, которые они, в принципе, употребляют. Мы видим агрессию. Мы видим священника в студии, который орет «Прикуси язык!». Мы видим православного Николая Бурляева, который называет меня Сашенькой, читает мне стихи, а проиграв дебаты, бежит строчить донос в прокуратуру. Знаете, у меня нет никаких оснований полагать, что церковники всерьез изменились с XIV века, когда они жгли и выкалывали глаза. Вспомним, как совсем недавно они устроили показательный процесс над московскими художниками, которые удачно или неудачно, не знаю, нарисовали то, что им хотелось нарисовать. Мы видим, как запрещается к постановке опера «Сказ о попе и его работнике Балде». Мы наблюдаем, как замалчивается юбилей Льва Николаевича Толстого, который когда-то был предан анафеме. Мы видим, как по обвинению в бесовщине закрывается музей Бабы-яги в Вологодской области. И когда у такой агрессивной структуры, какой является Церковь, появляются финансовые возможности, появляется и серьезная возможность влиять на социальную жизнь. На самом деле им нужно увеличить производственные мощности по производству благодати и сопутствующих ей аксессуаров (назовем их «магическими»). Это нормальный бизнес.

Почему, на Ваш взгляд, при возврате имущества, национализированного в годы СССР, приоритет отдается Церкви, а, скажем, не бывшим владельцам заводов и фабрик, домовладельцам и раскулаченным крестьянам? Многие называют это нарушением Конституции, где декларируется светский характер нашего государства.

Потому что, как я уже говорил, существует иллюзия, что христианство является хорошим способом управления. Сейчас с помощью части христианских лидеров государство ищет ключики к собственному народу, ищет способы управлять им. В Кремле ведь полных дураков нет... Но в течение ближайших двух-трех лет наступит глубокое разочарование. Власть сообразит, что больше теряет, чем выигрывает, поскольку выяснится, что да, есть 3-4 процента воцерковленных, фанатичных людей, но на самом деле они ничего не значат ни на выборах, ни в системе управления.

- Уже после дебатов на Пятом канале в законопроект внесены поправки, запрещающие передавать Церкви предметы из государственной части музеев, архивов и библиотек. Проблемы больше нет?

Проблема есть. Потому, что есть недвижимость. Вот есть, скажем, управление дорожного хозяйства - некое городское учреждение, структурное подразделение власти. Может ли оно заявить о своем праве владеть хотя бы километром городских дорог? Но ведь такой же структурой была и Церковь. Ничего своего у неё никогда не было. Потому что она была структурным подразделением государства. И она хочет быть им снова. Но при этом не допускает ни одного замечания в свой адрес. Почему-то критика в адрес управления дорожного хозяйства называется критикой, а в адрес Церкви - хулой. Но в чем принципиальная разница между этими организациями? Одна заботится о дорогах, а другая оказывает магические услуги. Вот и всё. Увидев, что все молчат, мне пришлось вмешаться. Думаю, вы понимаете, что на эфир меня пригласила не только Ника Стрижак. И, конечно, этот эфир был пробным камнем, чтобы узнать, каковы истинные настроения в обществе. Поэтому той программой, думаю, мы очень многое сдвинули. Мы не собираемся обижать верующих. Пусть они живут своей жизнью, молятся, выполняют обряды. Но пусть не лезут в нашу светскую жизнь.

Есть еще криминальный аспект проблемы. Существует такая воровская профессия как «клюквенник», специалист по кражам из церквей и монастырей. Не будет ли им проще работать, если церковные ценности вернутся из музеев обратно в церкви?

Думаю, что эти «клюквенники» не успеют ничего украсть. Потому что как только у людей оказывается в руках оригинал, изготовление новоделов уже не является большой проблемой. Как это происходило при советской власти? Вот у вас, предположим, есть икона «Георгий Победоносец» пятнадцатого века. На ней стоит инвентарный номер. Берешь любую икону XIX - начала XX века с тем же сюжетом, сдираешь со старинной иконы инвентарный номер и прикрепляешь на эту. Всё. У тебя есть икона «Георгий Победоносец» с тем же самым инвентарным номером. Комар носу не подточит.

Общеизвестно, что в юности Вы были певчим в церковном хоре. Менее известно, что Вы, Александр Глебович, учились в духовной семинарии.

Это громко сказано, хотя я был достаточно плотно инсталлирован в семинарию. Никакой церковной карьеры я там не сделал. Хотя бы потому, что у меня традиционная сексуальная ориентация. Но я считал своим долгом исследовать этот вопрос всесторонне и очень серьезно. А исследовать надо всегда изнутри, глубоко погрузившись. И, надо сказать, что все митрополиты, с которыми я находился если не в дружеских, то в достаточно серьезных отношениях, знали о моих намерениях, моих сомнениях и о том, что я провожу некое исследование.

- Значит, Ваше резко критическое отношение к РПЦ во многом основано на личном опыте?

Конечно. Я действительно всех их хорошо знаю. Трудно найти иерархов Русской православной церкви, с кем бы я не был знаком. Пусть как хотят, так и развлекаются.

- Последний вопрос. В каких Вы сегодня отношениях с религией?

Абсолютно ни в каких. Для меня идеи бога малоинтересны. Я считаю, что это узкий вопрос для профессиональных астрофизиков. Пусть они решают, была ли вначале некая разумная деятельность, которая спровоцировала «большой взрыв» и расширение Вселенной, или нет. Стивен Хокинг, этот гениальный физик в инвалидном кресле, пришел к решению, что такого «божественного толчка» извне не было. А ему как наследнику трона Эйнштейна можно верить.

P.S. Слово «Бог» в прямой речи А.Г.Невзорова пишется со строчной буквы по его настоянию.

Беседовал Андрей Юдин,

Александр Невзоров, в прошлом скандальный ведущий знаменитой программы «600 секунд» на питерском ТВ, потом – депутат Госдумы, а ныне писатель, публицист и знаток лошадей, в последнее время засветился еще в одной ипостаси – непримиримого антиклерикала и критика РПЦ. Сегодня (особенно после выступления в программе «НТВшники», где Невзоров заявил, что «Православная церковь дурачит народ»), как говорит сам Александр Глебович, он является одним из главных «поповедов» в стране. С чего вдруг такая неприязнь к церкви? Чем она для Невзорова нехороша? Мы попытались понять подоплеку этого противостояния.

Пел в церковном хоре и курировал попов-гэбистов

– Александр Глебович, вы вообще к церкви с какого-то боку причастны или выступаете по принципу «Священное Писание не читал, но скажу»?

– Причастен. Все началось, когда я был очень маленьким, протестным и достаточно глупым, лет 30 назад. Я тогда пел в церковном хоре и ездил по монастырям. По разным причинам я из этого поповского мира свалил, тем более что с моей ориентацией (она традиционная) мне карьеру там было не сделать.

– Я знал, предположим, только парочку попов нормальной ориентации.

– И кто же эти нормальные, с которыми вы общались?

– Владимир Александрович Крючков (председатель Комитета государственной безопасности), с которым я очень дружил и с которым был связан многими общими интересами, вызвал меня в Москву и предложил курировать структуры КГБ на Северо-Западе. Структуры эти оказались той самой агентурной вертикалью церкви, которая на 60–70 процентов состояла из работников госбезопасности. Не каких-то там привлеченных со стороны за патриотизм или интересы, а нормальных штатных сотрудников. Они – военные люди, получили приказ пойти работать с верующими и попами. Понятно, что советская власть не могла оставить без внимания структуру, которая распоряжалась мнением многих миллионов человек.

– Чистые руки, холодная голова, черная ряса. Служба, так сказать, во всех смыслах слова?

– Была выстроена отличная структурная вертикаль: иеромонахи, архимандриты, епископы, митрополиты – все наши люди, которые как раз и играли в этот театр. Полномочия мои были известны, и со мной им не надо было напускать святости. Тяжелая служба! Представьте целого полковника госбезопасности, отрастившего бороду, которому приходилось скрытно курить, меньше материться на людях. Одному такому удалось даже за счет своих агентурных возможностей подавить вспышку национальной розни где-то в районе Донецка. Об этом было доложено в ЦК, дяденька был вызван и удостоен личной похвалы Брежнева. Леонид Ильич настолько был восхищен полковником, что стоило колоссальных трудов уговорить Брежнева не представлять его к званию народного артиста СССР.

– Ужас какой. Неужели все было настолько цинично?

– Никакого ужаса, надо гордиться нашими чекистами. И никакого лицемерия – они разведчики, которые были внедрены в идеологически чуждую структуру, которой и управляли.

– И насколько успешной была эта деятельность?

– В целом агентурная сеть справлялась с заданием. Но к сожалению, церковь тогда, в 90-е, не смогла оказать серьезной помощи ни в вопросах референдума, ни в вопросах сохранения стабильности Союза. Агентурная вертикаль была отчасти спившаяся, гуляющая сама по себе. С кем-то я тогда проводил воспитательные беседы.

Бородатая шушера учит нас жить

– Но сейчас-то, надо полагать, среди иерархов РПЦ люди истинно верующие, а не атеисты с корочками госбезопасности, изображавшие из себя попов.

– Лапа КГБ отсохла в 90-м году. Даже те, кто был чекистом, потеряв связь с органами, мутировали, трансформировались и заняты своим личным магическим бизнесом. А что касается истинно верующих… Я не могу оскорбить того же протоиерея Всеволода Чаплина подозрениями в том, что он всерьез считает, что кусты разговаривают. А он в это обязан по идее верить, поскольку Священное Писание утверждает, что Моисей разговаривал с кустом.

Сегодня вся эта забавная бородатая шушера решила, что будет учить нас жизни. Есть ролевая игра – «Я служитель веры»! По этим правилам и играйте хоть в грибных эльфов, никаких проблем, хоть в джедаев переодевайтесь, машите светящимися мечами – пожалуйста! Но – в специально отведенных для этого помещениях. Я не против веры как таковой, пусть верят хоть в переговаривающуюся офисную мебель.

– Игра не игра, но, мне кажется, большинству народа это надо. Так спокойнее жить.

– Да не надо это никому! Вера, говорите? А что такое вера? Это элементарное отсутствие знания. Невозможно верить в горючие качества керосина, глупо в них верить, мы знаем, что они есть. Все мы с детства верим в Деда Мороза. Бородатое существо, которое несет подарки. Некое воздаяние за добрые дела совершится, если мы будем такими-то и такими-то. Через какое-то время мы узнаем: Дед Мороз – это спившийся артист областной филармонии, который в лифте пьет водку и хватает Снегурочку за попу, если еще в состоянии до нее дотянуться. И вера наша в Деда Мороза прекращается. Бог – это такой большой Дед Мороз. Со временем к человеку приходит знание жизни, видение этой жизни и понимание, и Деду Морозу в ней не место.

Если кому-то хочется поиграться, то пусть играется, но игры эти очень опасные. Мы на протяжении тысячи лет видели историю этой религии, какой кровью, насилием она обернулась у нас в стране.

– Но ведь трудно спорить с тем, что с установления православной религии отсчитывают начало государственности российской.

– Мы совершенно спокойно брали Царьград и до укрепления православия, будучи язычниками, били болгар, имели организованную армию. Мы заплатили дорого за православие. Если бы не столь экзотичная религия, с татарским игом мы справились бы быстрее, чем за 300 лет.

Религия – суперприбыльный бизнес

– Большинство вас не поймут и даже осудят. Может быть, их мнение стоит уважать?

– Давайте тогда будем уважать тех, кому нужен кокаин. Кому страшно нужна водка, чтобы быть спокойнее, увереннее в жизни. Я не против этой веры, не против религии, но в том случае, когда она задвинута на то место, которое ей определено Конституцией. Это частное личное дело. Это жутко опасная штука, и она не годится в качестве национальной идеи. Кого с кем религия может объединить? Она может только расколоть и так уже истерзанное общество. В стране живут много миллионов атеистов. Всякая религия разъединяет. Пусть верят во все, что угодно, хоть в совокупляющиеся светофоры, но они ведь хотят, чтобы мы их содержали! Представьте – уклонение от уплаты налогов по причине близости к сверхъестественному существу. Они не хотят платить налоги с прибыли, с недвижимости, со своих торговых точек, где производится продажа религиозно-магических услуг.

– Но ведь если есть спрос на эти услуги, должно же быть и предложение?

– Любая торговля ничем – это потрясающий бизнес. Их товар под названием «благодать» не нуждается в таможировании, складировании, не подвергается усушке-утруске. И плюс самая широкая нелегальная сеть в стране торговли серебром и золотом. Торговля эта происходит без пошлины, без кассовых аппаратов. Они стали опасны. Натравливают своих дуболомов громить выставки. Выкидывают детские дома, планетарии, краеведческие музеи из якобы культовых зданий. Это даже не церковь с куполами, просто здание, которое принадлежало когда-то какому-то епархиальному управлению. Они натравливают своих дуболомов бить девчонок на гей-парадах. Люди имеют право быть такими, какими они хотят быть, и никто не имеет права указывать, какими им быть на основании древнееврейской мифологии.

– В школах, возможно, скоро Закон Божий преподавать начнут. Значит, это надо государству?

– В школы они идут по одной простой причине – хотят обеспечить себя покупателями свечек на два поколения вперед. Пусть они соберут референдум, объявят православие государственной религией, тогда мы будем думать, что делать в ответ. То ли это будет массовая миграция, то ли гражданская война – там посмотрим.

Как известно, именно психиатрия взяла на себя роль самого объективного оценщика поступков человека. Она же претендует и на роль последней инстанции в оценке его помыслов.

На первый взгляд, психиатрия кажется недурным арбитром религии и религиозности, но это впечатление обманчиво. Дело в том, что очень многое в жизни и культуре человека она, не задумываясь, клеймит как «патологию».

Разумеется, анализируя религиозность с помощью параметров психиатрии, мы получим грубые и весьма обобщенные оценки. Тем не менее это будут хоть какие-то первичные ориентиры, необходимые для понимания столь деликатного предмета, как религиозная вера. Впрочем, нам придется хитрить и лавировать, избегая встречи «лоб в лоб» с догматами фундаментальной классической психиатрии. Дело в том, что она не снисходит до обсуждения тонкостей интересующего нас явления, а сразу выносит приговор.

W. Hellpach строго заявляет, что «религиозный элемент почти всегда выступал в истории в болезненной оболочке. Он распространялся и претерпевал свои решающие превращения всегда на крыльях массовой душевной болезни» (W. Hellpah. Die geistien epidemien Frankfurt am Main: Rutten & Loening, 1907).

Другой классик психиатрии E. Kraepelin отмечает: «У больных, при религиозном направлении мыслей под влиянием «откровений» дело может дойти до бреда пророчества, до представления, что они избранники божии и мессии, причем обнаруживается стремление совершать публичные богослужения, приобретать сторонников» (цит. по книге Пашковского В. Э. Психические расстройства с религиозно-мистическими переживаниями, 2006).

Р. Крафт-Эбинг (не нуждающийся в представлении и рекомендациях) рассматривал все основные религиозные проявления как «бред о таинственном соединении с богом», «чувственный бред религиозно-мистического характера» и не допускал никакого другого происхождения религиозной веры, кроме патологического.

Столпы русской школы (В. П. Сербский, С. С. Корсаков) для характеристики религиозных проявлений использовали только клиническую терминологию.

В. П. Сербский вообще «сгреб» все вопросы веры под термин paranoia religiosa (религиозное помешательство), отметив, что «в сфере восприятия начинают доминировать галлюцинации, содержащие лики Христа, святых, возникают слуховые галлюцинации, повествующие больному о его высокой миссии, основным содержанием мышления становится религиозный бред о божественном призвании» (Сербский В. П. Психиатрия. Руководство к изучению душевных болезней, 1912).

При этом следует отметить, что никто из классиков почти никогда не выделяет «религиозную веру» в какую-то особенную категорию помешательств. Такого заболевания, как «религиозная вера», не существует. По клиническим меркам, это лишь одно из проявлений «бредообразующих аффективных психозов и галлюцинозов, типичных при фазофрениях, парафрениях и шизофазиях» (по Kleist). Иными словами, это симптом болезни, но не сама болезнь.

В зависимости от национально-культурной специфики среды обитания больного, этот симптом тяжелого поражения ЦНС может «окрашиваться в цвета» любой религии. К примеру, чукча, страдающий острой формой шизофазии, сконцентрирует свою страсть на крохотном боге Пивчунине, обитатель русского мира или католической Европы — на И. Христе, а житель Индии — на слонолицем Ганеше.

На этом мы закончим краткое изложение «классического взгляда». Как видим, фундаментальная психиатрия была не расположена разбираться с нюансами, а сразу и сурово «закрывала вопрос». По ее мнению, следует изучать не один из симптомов, а проблему шизофазии или парафрении в целом.

Категоризм классики мог бы лишить нас всякой свободы маневра, но, по счастью, ситуация изменилась. Сегодняшний статус «веры» позволяет использовать для ее изучения как параметры, так и логический инструментарий современной психиатрии. Веру можно поздравить. Всего за сто лет она сделала блестящую карьеру. От простого симптома — в отдельное явление.

Несложно заметить, что современная психиатрия не только приседает в реверансах перед верой, но порой и умиляется ей. Конечно, психиатрия «держит в уме» формулировки Сербского, Клейста и Крепелина, но дифференцирует проявления религиозной веры на «патологические» и «вполне здоровые», а иногда и даже «целительные».

Это умиление — еще одна загадка, которую мы попробуем разгадать в нашем кратком очерке.

Фундаментированное еще в XIX веке понятие «патология» применительно к части проявлений «веры», конечно, никуда не делось. Никакого внутреннего противоречия в оценке религиозности психиатрией не появилось.

Давайте посмотрим, что же и сегодня по-прежнему подпадает под понятие «патология»?

Прежде всего, подпадают именно те свойства, которые, с точки зрения христианства, являются примером для любого верующего. Те самые, что вписаны в историю религии как эталоны благочестия, к которым обязан стремиться религиозный человек. А именно: категорическая нетерпимость к иным культам, жертвенность, жесткий аскетизм, доходящий до членовредительства, непреклонная и крайне эмоциональная преданность религиозному идеалу, а также видения, «голоса свыше» и т. д.

У нас есть превосходный материал, вобравший в себя все основные «симптомы» истинной веры. Это жития святых. Они наглядно, детально, последовательно демонстрируют, каким должно быть поведение и мышление верующего человека по меркам церкви. А по меркам и классической, и современной психиатрии 75% святых христианской церкви подлежат немедленной госпитализации и принудительному лечению аминазином и галоперидолом с доведением дозы до 30 мг в сутки.

Нетрудно предсказать те диагнозы, которые были бы поставлены (к примеру) св. Симеону Столпнику, св. блаженному Лавру, св. Никите Переяславскому или св. Анджеле да Фолиньо. По всей вероятности, это были бы те самые «бредообразующие аффективные психозы и галлюцинозы».

Напомним, чем именно знамениты упомянутые персонажи. (Эти имена взяты наугад из многих сотен и тысяч католических и православных святых, прославившихся примерно схожими деяниями.)

Св. Симеон сознательно разводил червей в «язвах телах своего», происшедших от привычки святого натираться собственным калом.

Св. Лавр был покрыт настолько густым слоем вшей, что под ним едва угадывались черты его лица, а смахнуть вшей не мог, ибо постоянно держал руки крестообразно.

Св. Никита «40 лет неснимаемо носил большую каменную шапку».

Св. Анджела прославилась тем, что горящим поленом регулярно прижигала себе влагалище, чтобы «избавиться от огня сладострастия».

Понятно, что все упомянутые святые (попади они в руки психиатрии) были бы навечно размещены в строгорежимных стационарах.

Труднее предсказать, какие суточные дозы клопсиксола были бы прописаны св. Арсению, у которого «от постоянного плача о Господе выпали ресницы». По всей видимости, для стабилизации его состояния они должны были бы (в разумных пределах) превышать «пороговые» 200 мг.

«Отец церкви» Ориген, публично отрезавший себе пенис во имя «царствия небесного», вероятно, был бы обездвижен посредством смирительной рубашки с металлическими кольцами (для привязки к кровати), а преподобный св. Макарий, который во избавление от греховных мыслей «надолго погружал зад и гениталии в муравейник», остаток дней провел бы зафиксированным в гериатрическом кресле.

Благочестивые экстазы простых верующих (благосклонно воспринимаемые церковью) тоже, вероятно, были бы оценены психиатрией как тяжелые расстройства психики.

Вспомним один из образчиков такого благочестия, оставленный нам Маргаритой-Марией Алакок: «Он, бог, столь сильно овладел мной, что однажды, желая очистить от рвотных масс одну больную, я не могла удержаться от того, чтобы слизать их языком и проглотить» (цит. по «Истории тела» А. Корбена).

Иными словами, в поступках святых и благочестивцев мы отчетливо видим способность очень легко перешагнуть через барьеры сложных рефлексов, установленных для защиты как важнейших функций организма, так и его целостности.

Возникает закономерный вопрос. Почему настоящее и достоверно обозримое прошлое не предлагает прецедентов такого типа? Где же они, настоящие проявления того, что самой церковью считается образцами настоящей веры?

Их нет. Но почему?

Изменилась догматика или сама суть христианского учения? Нет. Дезавуированы и деканонизированы святые? Они утратили свой статус образчиков поведения? Тоже нет.

Возможно, «вера» в подлинном смысле этого слова осталась далеко в прошлом, а сегодня мы имеем дело лишь с ее имитацией, со сложным притворством, порожденным не «пылающими безднами древнееврейских откровений», а конформизмом, невежеством и модой?

По всей вероятности, это именно так.

Здесь нам становится окончательно понятно, отчего современная психиатрия классифицирует религиозную веру так дружелюбно и снисходительно. Сегодняшняя вера не содержит никаких крайних эмоциональных проявлений, «неземных голосов» и видений. У ее адептов нет ни малейшего желания уподобляться христианским святым в антисанитарии и членовредительстве. Она (почти) не возбуждает желаний принести себя или окружающих в жертву религиозной идее.

Она очертила свой круг: куличик, свечка, иконка, слеза умиления, а также абстрактные разговоры «о боге и духовности». Но все, что выходит за границы этого круга, по-прежнему трактуется как патология.

Иными словами, терпимость психиатрии распространяется лишь на состояние формальной имитации «веры». На то состояние, которое, по сути, не имеет ничего общего с эталонами житий или канонами.

Именно от такого формализма, или, выражаясь евангельским языком, «теплохладности», строго предостерегает христиан их бог в «Откровении Иоанна Богослова» (Откр. 3-15,16), обещая «изблевать» такого персонажа «из уст своих». Сочной патетике бога, естественно, вторят святые и теологи.

Простой анализ патристических текстов не оставляет сомнений, что такая весьма условная «вера» отцами церкви трактуется как нечто, что «хуже неверия».

Имитация, о которой мы говорим, может быть вполне добросовестной, продолжительной и тщательной.

Она может заключаться в пунктуальном исполнении религиозных обрядов, в декларациях, переодеваниях, в тщательном подборе аксессуаров и лексики. Она еще способна генерировать злобу к инакомыслию и некоторую нетерпимость.

Она никогда не подвигнет натереться калом, надеть на сорок лет каменную шапку или прижечь влагалище пылающим поленом.

Вероятно, это происходит по одной простой причине: в действиях современных верующих уже почти полностью отсутствует патологическая составляющая. В основном мы имеем дело лишь с реконструкцией состояния «веры».

А реконструктор «веры» не способен на существенное самоистязание или добровольное мученичество. По одной простой причине: он здоров. Он лишь имитатор, никогда не переходящий границы реальности. Те самые границы, за которые св. Симеона, св. Макария, Оригена и многих других когда-то позвали «бредообразующие аффективные психозы и галлюцинозы».

Разумеется, все сказанное выше не реабилитирует религию. Даже лишенная смысла и содержания, она остается силой, способной существенно и успешно противостоять развитию человека. Хотя бы потому, что в качестве основных мировоззренческих и поведенческих ориентиров она по-прежнему предлагает образчики несомненной патологии.

Александр Невзоров, в прошлом скандальный ведущий знаменитой программы «600 секунд» на питерском ТВ, потом – депутат Госдумы, а ныне писатель, публицист и знаток лошадей, в последнее время засветился еще в одной ипостаси – непримиримого антиклерикала и критика РПЦ. Сегодня (особенно после выступления в программе «НТВшники», где Невзоров заявил, что «Православная церковь дурачит народ»), как говорит сам Александр Глебович, он является одним из главных «поповедов» в стране. С чего вдруг такая неприязнь к церкви? Чем она для Невзорова нехороша? Мы попытались понять подоплеку этого противостояния.

Пел в церковном хоре и курировал попов-гэбистов
– Александр Глебович, вы вообще к церкви с какого-то боку причастны или выступаете по принципу «Священное Писание не читал, но скажу»?
– Причастен. Все началось, когда я был очень маленьким, протестным и достаточно глупым, лет 30 назад. Я тогда пел в церковном хоре и ездил по монастырям. По разным причинам я из этого поповского мира свалил, тем более что с моей ориентацией (она традиционная) мне карьеру там было не сделать.

– Вы хотите сказать, что священнослужители в годы вашей молодости были исключительно нетрадиционной ориентации?
– Я знал, предположим, только парочку попов нормальной ориентации.

– И кто же эти нормальные, с которыми вы общались?
– Владимир Александрович Крючков (председатель Комитета государственной безопасности), с которым я очень дружил и с которым был связан многими общими интересами, вызвал меня в Москву и предложил курировать структуры КГБ на Северо-Западе. Структуры эти оказались той самой агентурной вертикалью церкви, которая на 60–70 процентов состояла из работников госбезопасности. Не каких-то там привлеченных со стороны за патриотизм или интересы, а нормальных штатных сотрудников. Они – военные люди, получили приказ пойти работать с верующими и попами. Понятно, что советская власть не могла оставить без внимания структуру, которая распоряжалась мнением многих миллионов человек.

– Чистые руки, холодная голова, черная ряса. Служба, так сказать, во всех смыслах слова?
– Была выстроена отличная структурная вертикаль: иеромонахи, архимандриты, епископы, митрополиты – все наши люди, которые как раз и играли в этот театр. Полномочия мои были известны, и со мной им не надо было напускать святости. Тяжелая служба! Представьте целого полковника госбезопасности, отрастившего бороду, которому приходилось скрытно курить, меньше материться на людях. Одному такому удалось даже за счет своих агентурных возможностей подавить вспышку национальной розни где-то в районе Донецка. Об этом было доложено в ЦК, дяденька был вызван и удостоен личной похвалы Брежнева. Леонид Ильич настолько был восхищен полковником, что стоило колоссальных трудов уговорить Брежнева не представлять его к званию народного артиста СССР.

– Ужас какой. Неужели все было настолько цинично?
– Никакого ужаса, надо гордиться нашими чекистами. И никакого лицемерия – они разведчики, которые были внедрены в идеологически чуждую структуру, которой и управляли.

– И насколько успешной была эта деятельность?
– В целом агентурная сеть справлялась с заданием. Но к сожалению, церковь тогда, в 90-е, не смогла оказать серьезной помощи ни в вопросах референдума, ни в вопросах сохранения стабильности Союза. Агентурная вертикаль была отчасти спившаяся, гуляющая сама по себе. С кем-то я тогда проводил воспитательные беседы.

Бородатая шушера учит нас жить

– Но сейчас-то, надо полагать, среди иерархов РПЦ люди истинно верующие, а не атеисты с корочками госбезопасности, изображавшие из себя попов.
– Лапа КГБ отсохла в 90-м году. Даже те, кто был чекистом, потеряв связь с органами, мутировали, трансформировались и заняты своим личным магическим бизнесом. А что касается истинно верующих… Я не могу оскорбить того же протоиерея Всеволода Чаплина подозрениями в том, что он всерьез считает, что кусты разговаривают. А он в это обязан по идее верить, поскольку Священное Писание утверждает, что Моисей разговаривал с кустом.
Сегодня вся эта забавная бородатая шушера решила, что будет учить нас жизни. Есть ролевая игра – «Я служитель веры»! По этим правилам и играйте хоть в грибных эльфов, никаких проблем, хоть в джедаев переодевайтесь, машите светящимися мечами – пожалуйста! Но – в специально отведенных для этого помещениях. Я не против веры как таковой, пусть верят хоть в переговаривающуюся офисную мебель.

– Игра не игра, но, мне кажется, большинству народа это надо. Так спокойнее жить.
– Да не надо это никому! Вера, говорите? А что такое вера? Это элементарное отсутствие знания. Невозможно верить в горючие качества керосина, глупо в них верить, мы знаем, что они есть. Все мы с детства верим в Деда Мороза. Бородатое существо, которое несет подарки. Некое воздаяние за добрые дела совершится, если мы будем такими-то и такими-то. Через какое-то время мы узнаем: Дед Мороз – это спившийся артист областной филармонии, который в лифте пьет водку и хватает Снегурочку за попу, если еще в состоянии до нее дотянуться. И вера наша в Деда Мороза прекращается. Бог – это такой большой Дед Мороз. Со временем к человеку приходит знание жизни, видение этой жизни и понимание, и Деду Морозу в ней не место.
Если кому-то хочется поиграться, то пусть играется, но игры эти очень опасные. Мы на протяжении тысячи лет видели историю этой религии, какой кровью, насилием она обернулась у нас в стране.

– Но ведь трудно спорить с тем, что с установления православной религии отсчитывают начало государственности российской.
– Мы совершенно спокойно брали Царьград и до укрепления православия, будучи язычниками, били болгар, имели организованную армию. Мы заплатили дорого за православие. Если бы не столь экзотичная религия, с татарским игом мы справились бы быстрее, чем за 300 лет.

Религия – суперприбыльный бизнес

– Большинство вас не поймут и даже осудят. Может быть, их мнение стоит уважать?
– Давайте тогда будем уважать тех, кому нужен кокаин. Кому страшно нужна водка, чтобы быть спокойнее, увереннее в жизни. Я не против этой веры, не против религии, но в том случае, когда она задвинута на то место, которое ей определено Конституцией. Это частное личное дело. Это жутко опасная штука, и она не годится в качестве национальной идеи. Кого с кем религия может объединить? Она может только расколоть и так уже истерзанное общество. В стране живут много миллионов атеистов. Всякая религия разъединяет. Пусть верят во все, что угодно, хоть в совокупляющиеся светофоры, но они ведь хотят, чтобы мы их содержали! Представьте – уклонение от уплаты налогов по причине близости к сверхъестественному существу. Они не хотят платить налоги с прибыли, с недвижимости, со своих торговых точек, где производится продажа религиозно-магических услуг.

– Но ведь если есть спрос на эти услуги, должно же быть и предложение?
– Любая торговля ничем – это потрясающий бизнес. Их товар под названием «благодать» не нуждается в таможировании, складировании, не подвергается усушке-утруске. И плюс самая широкая нелегальная сеть в стране торговли серебром и золотом. Торговля эта происходит без пошлины, без кассовых аппаратов. Они стали опасны. Натравливают своих дуболомов громить выставки. Выкидывают детские дома, планетарии, краеведческие музеи из якобы культовых зданий. Это даже не церковь с куполами, просто здание, которое принадлежало когда-то какому-то епархиальному управлению. Они натравливают своих дуболомов бить девчонок на гей-парадах. Люди имеют право быть такими, какими они хотят быть, и никто не имеет права указывать, какими им быть на основании древнееврейской мифологии.

– В школах, возможно, скоро Закон Божий преподавать начнут. Значит, это надо государству?
– В школы они идут по одной простой причине – хотят обеспечить себя покупателями свечек на два поколения вперед. Пусть они соберут референдум, объявят православие государственной религией, тогда мы будем думать, что делать в ответ. То ли это будет массовая миграция, то ли гражданская война – там посмотрим.

P.S. В ближайших номерах «Собеседник» предоставит слово оппоненту Александра Невзорова – диакону Андрею Кураеву, которого называют «главным пиарщиком РПЦ».