Париж — один из самых романтичных, шумных, блестящих городов мира всегда притягивал огромное количество самых разных людей: предпринимателей, авантюристов, писателей, художников, мошенников, артистов, эммигрантов и все они становились завсегдатаями парижских кафе и брассери, а некоторые, став знаменитыми, сделали знаменитыми и кафе за столиками которых проводили свое время.

Где-то здесь пела незамысловатые народные песенки молоденькая Габриэль Шанель, за этими столиками рождались бессмертные произведения Марселя Пруста и Хемингуэя, а интерьеры служили фоном для полотен Моне, Модильяни и Ренуара. Конечно, популярность этих заведений не могла не отразиться на ценнике и, хотя кухня тут хороша, можно просто заказать чашку кофе и мысленно пообщаться с любимым писателем, присев за его любимый столик или просто отдохнуть от суеты и моря впечатлений после прогулки по городу.

Кафе — легенды

La Rotonde

Адрес: 105 Boulevard du Montparnasse

Средний счет: €40-60

Это знаменитое кафе со столетней историей любимо и туристами и самими парижанами. Кто только из известных личностей начала прошлого века не заглядывал сюда: Фитцджеральд и Хемингуэй, Жан Кокто и Гийом Апполинер, Модильяни и Пикассо, Маяковский и Ахматова. Во время приездов в Париж часто бывали здесь Ленин и Красин, любил это кафе Троцкий, и многие другие знаковые фигуры из мира литературы, искусства или политики.

В La Rotonde (Ротонда) в 1903 году юная Габриель Шанель исполняла народные песни

Мало что осталось от Ротонды тех времен, когда интерьер был скромен, а представители богемы молоды, талантливы и небогаты, но атмосферу этого удивительного времени сохранить удалось. Сегодня кафе декорировано по-парижски элегантно: зеркала, красный бархат и репродукции Модильяни на стенах.

Brasserie Lipp

Адрес: 151 Boulevard Saint-Germain

Средний счет: €40-70

Если вас манит Париж, воспетый знаменитыми поэтами и писателями, тот о котором роман Хэмингуэя «Праздник, который всегда с тобой», отправляйтесь в квартал Сен-Жермен-де-Пре, где в начале прошлого века обитала парижская богема и именно этот Париж описан в великих произведениях. Здесь же расположились и самые знаменитые кафе города, завсегдатаями которых и были представители той богемы. Брассери Липп входит в их число.

В ресторане всего 150 мест, но столики бронировать не принято — такая привилегия возможна только для VIP персон.

Основано оно было в 1880 году уроженцем Эльзаса Леонардом Липпом и до сих пор сохранило оригинальный фасад красного дерева, те же блюда эльзасской кухни в меню и интерьер в стиле арт-деко обновленный в 1926 году. Длинный список знаменитых посетителей поражает и удивляет, вот лишь малая его часть: Ив Монтан и Симона Синьоре, Франсуаза Саган, Антуан де Сент-Экзюпери, Грегори Пек, Альберт Камю, современные знаменитости Жан-Поль Готье, Ричард Гир, Франсуа Миттеран. Из меню стоит попробовать соленую селедку с можжевеловыми ягодами, которую стали подавать в 1928 году и, визитную карточку эльзасской кухни, кислую капусту со свининой и колбасками, которую подают здесь со дня открытия. C 1935 года здесь вручают литературную Премию Каза, учрежденную Марселлином Казом.

Cafe Des Deux Moulins

Средний счет: €20-30

Название этого кафе, затерявшегося на Монмартре, переводится как Кафе у Двух Мельниц. И на самом деле оно находиться по соседству с двумя самыми известными мельницами Парижа: Мулин Руж и Мулин де ля Галетт, первая известна всем и каждому, а про вторую знают поклонники живописи – она была частной гостьей и нередко главной героиней полотен Ван-Гога, Ренуара, Тулуз-Лотрека и Моне.

Две мельницы - настоящее парижское бистро с уютной атмосферой. Здесь можно и поесть, и просто посидеть у окна с чашкой кофе или бокалом вина.

У Двух Мельниц – кафе-брассери, а значит интерьер, меню и посуда остались неизменными с начала 50-х годов ХХ века, так же как и то, что традиционно официантами здесь работают только мужчины. Единственное изменение интерьера, на которое пошел хозяин кафе – это установить в зале афишу чудесного фильма, некоторые сцены которого снимали в этом заведении. В фильме Амели оно «играет роль» кафе, где работает официанткой главная героиня.

Closerie Des Lilas

Адрес: 171 Boulevard du Montparnasse

Средний счет: €60-90

Одно из известнейших кафе бульвара Монпарнас. В конце XIX века на этом месте был постоялый двор на дороге по пути в Фонтенбло, затем в начале прошлого века открылось кафе, которое сразу стало одним из центров притяжения для людей искусства, эммигрантов и политиков, снимавших недорогое жилье в квартале Монпарнас.

Клозери де Лила (La Closerie des Lilas) - кафе на бульваре Монпарнас? дом 171, популярное место встречи артистической богемы в конце XIX - начале XX вв.

К столикам кафе прикреплены таблички с именами знаменитых посетителей: Поль Верлен, Оскар Уайльд, Метерлинк, Поль Сезанн, Теофиль Готье. Любили приходить поиграть в шахматы на террасе Ленин с Троцким, а Эрнест Хемингуэй написал за столиком свою «Фиесту».

Cafe de Flore

Адрес: 72, boulevard Saint-Germain (4 линия метро, станция Saint-Germain des Prés)

Средний счет: €50-80

Кафе де Флор – это неотъемлемая часть истории творческого, богемного Парижа. Открылось оно в далеком 1887 году, и фактически сразу завоевало популярность у интеллектуальной элиты Парижа. Именно в этом кафе с 1912 года издавался журнал «Парижские вечера» Гийома Апполинера. А в 30-е годы захаживали в де Флор не только поэты, художники, но французские левые, которых привлекало либеральное настроение царившее в кафе.

В кафе де Флор в разные годы заглядывали представители разных слоев населения, независимо от их политических убеждений и социальной принадлежности.

В годы оккупации публика в кафе сменилась, здесь встречались участники сопротивления и философы. В это время кафе де Флор больше походила на клуб, и было одним из немногих мест в Париже, где витал воздух свободы и независимости. С 1946 года в де Флор за чашкой кофе, или рюмочкой абсента собиралась послевоенная творческая элита: джазовый музыкант и певец Борис Виан, певица Жульетт Греко, писатели Артур Кестлер и Эрнест Хеменгуэй, Трумен Капоте и Лоренс Даррелл. В 60-е годы кафе облюбовали кинематографисты – Алан Делон и Бельмондо, Роман Полански, Бриджит Бардо, а позднее Аль Пачино, Тим Бертон, Мэтт Диллон, Шер, Джонни Депп и Шерон Стоун и многие-многие другие знаменитости стали постоянными клиентами этого атмосферного места.

Кафе де Флер известно далеко за пределами Парижа — ему посвящают песни, стихи, книги, с его названием вышел фильм.

Не теряет свою популярность кафе и в наше время, иметь право заказать здесь столик по телефону сочтут за честь многие знаменитости.

А между тем кухня кафе не отличается от предложений других столичных кафе и ресторанчиков, но следует быть готовым к совсем недемократичным ценам. Чашка чая обойдется 6, а полноценный обед – 80 евро. Но стоит признать, что большинство туристов сюда идут ни за едой, а за необыкновенной атмосферой, которая не меняется уже почти целое столетие.

В этой статье лишь небольшой перечень кафе и ресторанов, которые стали неотъемлемой частью истории литературного, артистического, музыкального и кинематографического Парижа.

Экскурсии

Если для вас Амедео Модильяни, Франсуаза Саган, Альберт Камю и Эрнест Хемингуэй – это не просто известные фамилии, и вы хоть раз мечтали оказаться на месте героя кинофильма Вуди Аллена «Полночь в Париже», то при поездки в столицу Франции обязательно посетите экскурсии, во время которых вас проведут по парижским местам, которые уже навсегда останутся связанными с именами людей, внесших огромный вклад в развитие культуры, философии и искусства.

Литературные кафе Парижа

Пабло Пикассо в кафе де Флор (1939 г.)

Интерьер кафе Le Procope

В Сен-Жермен было открыто одно из самых старых кафе Парижа — Le Procope, датированное 1686 годом, где Вольтер выпивал по сорок чашек кофе в день. Здесь же находятся легендарные литературные кафе Cafe de Flore и Les Deux Magots. А в церкви Сен-Сюльпис венчался Виктор Гюго. Здесь, по мнению многих парижан, находятся и лучшие булочные, и замечательнейшие пирожные Опера, и свежайшие паштеты, и самая бесподобная кровяная колбаса в округе.

Роми Шнайдер. История жизни и любви Краснова Гарена Викторовна

Клара из «Клозери де Лила»

Клара из «Клозери де Лила»

Пришло время задаться вопросом: почему Роми Шнайдер сделала головокружительную карьеру именно во французском кино? Во-первых, она любила Францию и, несмотря на западногерманский паспорт, считала себя гражданкой этой страны.

«Французы научили меня жить, любить, играть, одеваться. Я буду вечно благодарна им за это». «Но я бы никогда не поехала во Францию, если бы могла нормально развиваться в Германии. Если мне предложат что-то интересное дома, я приму это без колебаний».

Да, живя во Франции, Роми пристально следила за тем, что происходило в Германии. Тот кинематограф, чьим символом и знамением она была, прекратил своё существование. Никто уже не вспоминал старых рутинёров Эрнста Маришку или Альфреда Вайденманна. На первый план вышли режиссёры «нового кино» ФРГ. Роми внимательно приглядывалась к их творчеству, но вынесла весьма резкое заключение: «Я бы никогда не могла работать с такими дилетантами, как Шамони или Клюге. В заграничный паспорт Клюге я бы вписала профессию «монтажёр», но никак не «режиссёр». Пожалуй, лишь со Шлендорфом можно работать, а другие мне совершенно неинтересны. В их фильмах слишком много философии, и вообще, они мне кажутся непрофессионалами».

Едва ли картины «нового кино» ФРГ можно обозначить словами «дилетантские» или «непрофессиональные». Просто это было другое кино, в котором главную роль играли камера, монтаж, звуковые и зрительные эффекты, актёру же отводилась сугубо подчинённая роль.

Зато французское кино идеально соответствовало устремлениям Роми Шнайдер. Именно во Франции создаются фильмы, во многом ориентированные на актёра, на раскрытие его индивидуальности. Создается впечатление, что во Франции гораздо больше великих актёров, чем во всех других европейских странах, а дело заключается в том, что им уделяется чрезвычайно много внимания в системе национального кинематографа и они играют более заметную роль в общественной жизни страны. Французы любят и уважают актёров, ценят женскую красоту, особенно того благородного типа, к которому принадлежала Роми Шнайдер. У французских режиссёров она вызывала чувство восторга и как женщина, и как актриса.

Клод Сотэ: «Роми - необычная, не повседневная актриса. У неё все задатки великой звезды. Наслаждение - видеть её перед камерой, сконцентрированную и готовую к творчеству. Она может играть вечно, потому что её лицо не подвержено разрушительному воздействию времени и с возрастом становится всё прекраснее».

Александр Астрюк: «Роми Шнайдер - самый прекрасный подарок, который Германия сделала миру после Марлен Дитрих».

«В этой юной парижанке не осталось ничего от немки, кроме лёгкого акцента и невероятной жажды жизни. Поразительная метаморфоза!».

Гранье-Дефер: «Роми - идеальная исполнительница роли Анны. При внешней строгости она - сама женственность».

Робер Энрико: «Роми Шнайдер - единственная представительница нашего времени, кому суждено остаться в истории кино. Её германская северная внешность, угловатое лицо с выступающими скулами и ямочками заставляет вспомнить Грету Гарбо и Марлен Дитрих. Я восхищён внутренним огнём и сильными чувствами, которые она вкладывает в работу. К тому же она феноменально фотогенична».

Бертран Тавернье: «Клод Сотэ сравнивал игру Роми с музыкой Моцарта. Мне же вспоминается Малер или Верди. Актеров можно уподобить горным рабочим. В темноте, в полном одиночестве они вгрызаются в породу, стараясь добыть больше угля, и, когда наступит ночь, этот уголь принесёт людям свет».

Жан Кокто: «Искусство - это то, что превращает тайну в свет». Этот комплимент я бы хотел адресовать Роми Шнайдер, настоящей трагической художнице».

Жорж Кончен: «Я ждал звезду, но ко мне подошла незаметная женщина в плаще, джинсах и платке. Когда она сняла платок, я увидел прелестное лицо с выступающими скулами и чудесными глазами. Это было открытое лицо, ничуть не накрашенное. Чем больше я смотрел на неё, тем сильнее ощущал её притягательность».

Так славили Роми Шнайдер крупнейшие французские художники. В Германии её соотечественники в лучшем случае могли пропеть хвалу образу Сисси или повторить то, что сказал один из создателей Сисси, Эрнст Маришка: «Работать с Роми одно удовольствие. Она - звезда номер один. Приносит хорошие деньги, что приятно вдвойне. Она умеет заставить людей плакать и смеяться». Да, права была Роми, записывая в своем дневнике фразу: «Трудно быть пророком в своём отечестве».

Французские режиссёры не только восхищались внешностью Роми Шнайдер, но и помогли ей стать настоящей актрисой. Когда взошла её звезда, во французском кино зазвучала антифашистская тема. Как все прогрессивно мыслящие художники, Роми чувствовала ответственность за преступления, совершённые её соотечественниками в других странах. Каждый сценарий, в котором была антифашистская тема, удостаивался её пристального внимания. В Германии к этой теме существовало стойкое предубеждение, и она нашла своё место во французском кино, прежде всего потому, что направленность этой кинематографии помогла ей реализовать собственные творческие устремления. Интересы французского кино и актрисы-чужестранки оказались созвучными.

По собственному признанию актрисы, она любила исполнять роли женщин, живших в эпоху между двумя войнами, откуда черпал свои сюжеты кинематограф «ретро». Её привлекал особый накал страстей, обусловленных общественными катаклизмами. Чрезвычайно удачным было первое прикосновение Роми Шнайдер к этой эпохе в фильме «Поезд», не менее значительным оказался подход к ней в картине «Старое ружьё» Робера Энрико.

Как и «Поезд», «Старое ружьё» обращается к годам оккупации Франции немецкими войсками. Её трагические последствия для судеб французского народа показаны на примере семьи врача Жюльена Дандье.

Уже в первых кадрах фильма мы видим счастливую семью. Муж, жена и ребенок катят на велосипедах по лесной дорожке. Бросается в глаза удивительное сходство между отцом и дочерью. Оба полноватые, темноволосые, черноглазые, в круглых очках старомодного образца. Совсем другой породы жена - очаровательная молодая женщина, светловолосая и светлоглазая. Впереди бежит собака, четвёртый член этой дружной компании. Раздается взрыв, изображение исчезает, и мы погружаемся в тягостную атмосферу гитлеровской оккупации. Фашистские войска покидают Францию, напоследок расправляясь с местным населением с особой жестокостью. В госпитале маленького южного городка Монтабана коллаборационисты находят раненого бойца Сопротивления и угрожают доктору Дандье «заняться» его семьей. Глядя на этих головорезов, нетрудно поверить, что они приведут угрозу в исполнение.

Дандье уговаривает свою жену Клару поехать с дочерью в посёлок Барбери, вблизи которого находится их фамильный замок. Молодая женщина страшится разлуки с мужем, но вынуждена согласиться с его разумными доводами.

Проходит пять дней. Не находя места от тревожных мыслей, Жюльен отправляется в путь, и когда он наконец приезжает в деревню, то находит трупы жены и дочери, зверски убитых гитлеровцами, оккупировавшими его замок. Оправившись от пережитого потрясения, Дандье поднимается на чердак и достаёт из тайника старое охотничье ружьё отца, с которым тот ходил на кабанов. С этого момента неуклюжий и неловкий на вид врач превратится в не знающего пощады мстителя за своих близких, а образ его погибшей жены станет ангелом мести, зовущим мужа на борьбу с озверевшими немецкими солдатами.

Актёр Филипп Нуаре очень убедительно показывает превращение доброго, необыкновенно чувствительного врача в изощрённого убийцу, который в яростном порыве уничтожает команду хорошо обученных эсэсовцев из дивизии «Райх». Прекрасно зная устройство замка, он чувствует себя много увереннее оккупантов. Каждому из них он придумывает изощрённую казнь, а командира уничтожает с помощью огнемёта, в пламени которого сгорела его жена.

У Клары в этом фильме всего несколько коротких сцен вначале, а потом она появляется лишь в воспоминаниях героя, питая его ненависть к фашистам. Несмотря на это, Роми удалось создать пленительный женский образ, притягательный не только своей волнующей красотой, но и особым теплом, исходящим от неё.

Роми Шнайдер и Филипп Нуаре образуют чудесный дуэт, воплотивший на экране историю, освящённую пламенем чистой любви и благородства.

Жюльен Дандье встретил Клару вскоре после того, как жена бросила его с маленькой Флоранс на руках и ушла к другому. Она предстала перед ним как некое прекрасное видение в шумной атмосфере знаменитого кафе «Клозери де Лила». Провинциальный врач, робкий, некрасивый, неуверенный в себе, смотрит на эту женщину широко раскрытыми глазами. Она кажется ему пришелицей из другого мира. «Чем вы занимаетесь? » - спрашивает он, надеясь услышать в ответ что-то необычное. «Ничем! - бесхитростно отвечает женщина, - а когда кончаются деньги, делаю украшения для знакомого портного». «Я вас люблю», - неожиданно признается доктор. И в этом признании столько искренности и неприкрытого восхищения, что Клара верит ему. Ночь они проводят вместе, а наутро Дандье предлагает ей выйти за него замуж. Что она и делает, становясь верной женой провинциального врача из Бретани и доброй матерью Флоранс.

Клара возвратила Жюльену веру в жизнь, в самого себя. Чувства восторга и удивления, испытанные во время их первой встречи, так и не покинули его. Он жил рядом с ней, не веря, что эта совершенная женщина принадлежит ему. Гитлеровцы не только растоптали эту любовь, но и уничтожили единственную отраду Жюльена на этой земле. Когда он осознал глубину потери, то лишился рассудка. Безумие придало ему изворотливость и силы в схватке с жестоким врагом.

«Старое ружьё» было сорок седьмым фильмом в творческой биографии Роми Шнайдер, но впервые она должна была играть героиню, которая умирала в пору цветения, причем не просто умирала, а погибала на глазах зрителей страшной, мученической смертью. И здесь актриса столкнулась со сложной проблемой.

В 1986 году в Париже вышла в свет книга «Роми», беллетризированная биография актрисы. Её автор, французская писательница Катрин Эрмари-Вьей, лично знала свою героиню, много разговаривала с ней, что позволило излагать события как бы изнутри. Вот что говорится в книге о съёмках «Старого ружья». «Предстояло снимать встречу в «Клозери де Лила», но Роми не могла выйти из комнаты. Она была больна от страха. Робер Энрико пригрозил, что пришлёт врача, чтобы тот сделал ей укол. И только тогда Роми собрала в кулак всю свою волю и вышла на съёмочную площадку». Показывая необыкновенную впечатлительность актрисы, этот эпизод свидетельствует ещё и о том, как высоко было профессиональное мастерство Роми Шнайдер. На экране мы не видим и следа тех волнений, что сковывали тело накануне съемок. Перед нами женщина, одетая с шиком парижанки. На голове задорная шляпка, настоящий маленький шедевр, изящный вырез чёрного платья подчеркивает красоту плеч, груди и шеи. Она излучает безмятежность и гармонию. В выражении глаз нет и тени сомнений, которые за миг до этого терзали актрису. Глядя на прелестную женщину, доктор Дандье понимает, в чём состоит истинное счастье.

Обычно на съёмочной площадке Роми много репетировала, чем и заслужила прозвище Miss Worry (беспокойная). Но в «Старом ружье» она изменила привычному стилю работы, настолько была потрясена судьбой своей героини. Она играла не только то, что было в сценарии, но и значительно больше. Вспомним одну из центральных сцен - сельский праздник в замке. Лица веселящихся крестьян из соседней деревушки. Счастливая Клара подносит спичку к куче хвороста, и к небу взмывает столб пламени. Вместе со всеми Клара принимает участие в освежевании поросёнка, а потом уходит от людского веселья. Жюльен находит жену в полном одиночестве, в состоянии, близком к отчаянию…

Филипп Нуаре вспоминал, что, когда он поднял Роми на руки, она разразилась слезами и проплакала несколько минут. Ощущение скоротечности счастья было так осязаемо, что она не могла справиться с нервами. Запечатлённое на плёнке смятение актрисы придало сцене особую интонацию. Оно воспринимается на экране как мистическое прозрение героиней собственной судьбы. Пламя костра, вокруг которого веселятся крестьяне, вселяет в неё ужас и волнение. Трагическое предчувствие скорого будущего действительно обернётся для неё смертью в пламени костра, зажжённого оккупантами.

Стоит ли говорить, с каким трепетом Роми приступила к съёмкам. Восприятие роли было настолько насыщенным, что, по её собственному признанию, «она боялась сойти с ума». То, что она делала, нельзя назвать игрой. Весь ужас, который переживала Клара, когда пыталась спастись от преследующих солдат, был её собственным ужасом. После съёмок актёры, исполнявшие роли эсэсовцев, обнаружили на своих лицах и руках многочисленные царапины, укусы. Роми сражалась с ними так, словно пыталась защитить собственную жизнь.

Роми признавалась Катрин Эрмари-Вьей, что во время съёмок испытала странное состояние сознания. «Она слышала душераздирающие вопли, которые исходили из самых глубин тела, хотя и не отдавала себе отчёта в том, что кричала сама». Сознание как бы раздвоилось и помогло спасти от глубокого психологического шока. Страшно представить, что было бы с ней, если бы она не сумела проконтролировать себя таким необычным образом. Защитные силы организма сделали свое дело. Во время съёмок «Старого ружья» Роми со всей отчётливостью поняла, как опасна профессия, которой она занималась на протяжении двадцати лет, как губительны чувства и эмоции, переживаемые на съёмочной площадке. Каждую свою роль она пропускала через сознание и, хотя снималась в кино два десятилетия, так и не научилась выражать себя с помощью системы наработанных приёмов. Её перевоплощение основывалось на чувстве, а не на приёме. Это было опасно. Она жила для того, чтобы играть, а не играла для того, чтобы жить.

Робер Энрико был восхищён актрисой, хотя испытал с ней немало хлопот. Премьера «Старого ружья» стала для него настоящим триумфом. Фильм получил трёх «Сезаров». Роми, однако, осталась без награды. Но именно этот фильм помог ей окончательно завоевать симпатии французских зрителей.

автора Автор неизвестен

КЛАРА ЦЕТКИН МЕЧ И ПЛАМЯ45 Смерть внезапно вырвала из рядов пролетарской революции выдающегося борца - Феликса Дзержинского. Пролетарской диктатурой в Советском Союзе Красный Октябрь породил немало великих образцов… Потеря Дзержинского особенно долго будет ощущаться

Из книги Роберт Шуман. Его жизнь и музыкальная деятельность автора Давыдова Мария Августовна

Глава V. Эрнестина и Клара Внешность Шумана. – Эрнестина фон Фрикен. – «Симфонические этюды» и «Карнавал». – Сонаты. – Смерть матери и разрыв с Эрнестиной. – Клара Вик, ее детство. – Борьба с отцом. – Свадьба. – Концерт для фортепиано. – «Фантазия», «Фантазиштюк»,

Из книги Как уходили кумиры. Последние дни и часы народных любимцев автора Раззаков Федор

РУМЯНОВА КЛАРА РУМЯНОВА КЛАРА (актриса театра и кино: «Сельский врач» (1952), «Воскресение» (1960), «Звонят, откройте дверь» (1966), «12 стульев» (1971), «Сказ про то, как царь Петр арапа женил» (1976) и др.; озвучила более 200 мультфильмов: «Ну, погоди!», «Малыш и Карлсон», «Крокодил Гена»,

Из книги Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1934-1961 автора Раззаков Федор

Клара ЛУЧКО Клара Лучко родилась 1 июля 1925 года в Полтаве в бедной крестьянской семье. Ее отец - Степан Григорьевич - был родом из села Лучки (отсюда и фамилия - Лучко) и работал председателем совхоза. Мать - Анна Ивановна - тоже была на руководящей работе - возглавляла

Из книги Нежность автора Раззаков Федор

Клара РУМЯНОВА Знаменитая советская актриса, голосом которой говорили многие мультипликационные герои (главный среди них – Заяц из «Ну, погоди!») была не слишком счастлива в личной жизни. И началось все в ранней юности, когда 17-летняя Румянова впервые выскочила (именно

Из книги Страсть автора Раззаков Федор

Клара ЛУЧКО Фильм Ивана Пырьева «Кубанские казаки» (1950) в судьбе 25-летней Клары Лучко стал поворотным: во-первых, после него к ней пришла всесоюзная слава, во-вторых, на его съемках она познакомилась со своим будущим мужем – актером Сергеем Лукьяновым, который был на 15 лет

Из книги Знаменитые Стрельцы автора Раззаков Федор

Клара РУМЯНОВА К. Румянова родилась в Ленинграде 8 декабря 1929 года (Стрелец-Змея).«Земляная Змея (ее год длился с 10 февраля 1929 по 30 января 1930 года) – это спокойная, умеренная и трезвомыслящая Змея. С ней приятно иметь дело – она всегда выполняет свои обещания, к любым

Из книги Сияние негаснущих звезд автора Раззаков Федор

ЛУЧКО Клара ЛУЧКО Клара (актриса театра и кино: «Молодая гвардия» (1948; тетушка Марина), «Кубанские казаки» (1950; Даша Шелест), «Большая семья» (1954; Лида Журбина), «Двенадцатая ночь» (1955; главные роли – Виола и Себастьян), «Рядом с нами» (1957; главная роль – Антонина Ивановна

Из книги Память, согревающая сердца автора Раззаков Федор

РУМЯНОВА Клара РУМЯНОВА Клара (актриса театра и кино: «Сельский врач» (1952), «Они были первыми» (1956; подруга Кузьмы Варя), «Четверо» (1957; медсестра), «Жених с того света» (1958; регистратор Клавочка), «Муму» (1959; прачка), «Воскресение» (1960–1961; Вера Ефремовна Богодуховская), «Жизнь

Из книги Я - счастливый человек автора Лучко Клара Степановна

Ослепительная Клара Когда мы учились во ВГИКе – Клара на актерском факультете у Сергея Герасимова, а я на режиссерском у Григория Козинцева, - мы были мало знакомы. Знакомы издали. Здоровались, и только.И это понятно, ведь курс Клары был на год старше нашего, да и по

Из книги Рассказы автора Листенгартен Владимир Абрамович

Клара Клара Наумовна была женщиной лет шестидесяти. В Америке, как и все иммигранты, она потеряла отчество и стала просто Кларой. За свою долгую жизнь Клара сменила трех официальных мужей: один умер, с двумя другими она развелась. Кроме них было немало и неофициальных

Из книги Великие истории любви. 100 рассказов о большом чувстве автора Мудрова Ирина Анатольевна

Муссолини и Клара Бенито Амилькаре Андреа Муссолини родился в 1883 году в итальянской провинции. Его мать была учительницей и набожной католичкой. Отец зарабатывал на жизнь кузнечным и столярным ремеслами. Муссолини жили небогато, но могли позволить себе оплатить учебу

Из книги 100 историй великой любви автора Костина-Кассанелли Наталия Николаевна

Шуман и Клара Роберт Шуман родился в 1810 году в Саксонии. Он стал одним из самых значительных композиторов эпохи романтизма. Он начал свой жизненный путь необычайно успешно.Отец его, известный в провинции книгоиздатель, мечтал, чтобы сын стал поэтом или литературным

Из книги От Жванецкого до Задорнова автора Дубовский Марк

Генри и Клара Форд В нравоучительных книжках для детей, изданных в прошлом веке в Америке, все истории заканчивались примерно одинаково: плохие дети, которые не ходили в школу и мучили животных, в конце концов оказывались в тюрьме, а хорошие становились президентами

Из книги Стив Джобс. Тот, кто думал иначе автора Секачева К. Д.

Клара Новикова Клара Новикова на «MORE SMEHA»Мы с Кларой дружим.Она светлый, ранимый, заботливый человек. Мне очень близко название одной из Клариных программ – «Я смеюсь, чтобы не заплакать».Клара называет своим кумиром итальянскую актрису Джульетту Мазину –

Из книги автора

Клара и Джоан Клара тяжело умирала от рака легких, когда Джобсу был 31 год, он почти все время проводил у постели матери, найдя в себе силы задать те вопросы, которые раньше задать не решался, так Клара рассказала ему о некоторых подробностях усыновления. Он нанял

Париж немыслим без своих очаровательных кафе, многие из которых стали подлинными достопримечательностями французской столицы. Если вы собираетесь в Париж, не упустите возможности посетить хотя бы одно из его культовых заведений, за столиками которого проводили свой досуг иконы своего времени – известные писатели, художники, актеры разных эпох.

«Клозери де Лила» (La Closerie des Lilas)

В конце XIX века на месте Closerie des Lilas было одно из почтовых отделений французской столицы. Недалеко от этого места находился бальный зал Бюлье, завсегдатаями которого были Эмиль Золя, Поль Сезанн и братья Гонкур.

В начале XX века Поль Фор решил решил воспользоваться террасой «Клозери де Лила» для игры в шахматы с Лениным и каждый вторник проводить здесь литературные вечера со своими друзьями. Сюда начали приходить поэты, писатели, художники, и «Клозери» стал модным местом в Париже. Также здесь бывали американские писатели, такие как Френсис Скотт Фитцжеральд, Генри Миллер. Эрнест Хэмингуэй называл его одним из своих любимых парижских кафе.

Адрес : 171 Boulevard du Montparnasse, 75006 Paris

Кафе «Клозери де Лила» (фото: cntraveler.com)

«Прокоп» (Café Procope)

Кафе «Прокоп» было основано в 1686 году Франческо Прокопио деи Кольтелли. Оно официально является первым литературным кафе Парижа. За оживленными дебатами здесь собирались такие великие умы как Вольтер, Лафонтен, Руссо, Бомарше, Дантон, Робеспьер, Марат и даже Бенджамин Франклин.

Современное кафе «Прокоп» — это место для эстетов и гурманов. В 1962 году оно признано историческим памятником.

Адрес : 13 Rue de l’Ancienne Comédie, 75006 Paris

Кафе «Прокоп» (фото: procope.com)

«Два маго» (Les Deux Magots)

Первоначально под этой вывеской работал магазин, но к 1885 году «Два маго» стали парижским кафе, сохранив свое имя по сей день. Благодаря своему статусу литературного кафе «Два маго» собирал интеллектуальную элиту того времени. Сюда приходили Верлен, Рембо, Малларме, Жид, Жироду, Пикассо, Хэмингуэй, Кено, Аполлинер, Трюффо, Сартр, Камю, Превер, Симона де Бовуар.

По сей день кафе сохраняет свою атмосферу одного из престижнейших парижских кафе.

Адрес : 6 Place Saint-Germain des Prés, 75006 Paris

Кафе «Два маго» (wikimedia.org)

«Кафе де Флор» (Café de Flore)

Безо всякого сомнения, «Кафе де Флор» на бульваре Сен-Жермен — это одно из наиболее известных кафе современного Парижа, его имя знакомо многим из тех, кто никогда не бывал здесь – прежде всего по фильмам и музыкальным композициям.

Гийом Аполлинер часто работал в этом кафе, издавая журнал «Les soirée de Paris» вместе со своим коллегой Андре Сальмоном. В «Кафе де Флор» бывали Андре Мальро, Жорж Батай, Марсель Карне, Жан-Луи Барро, Серж Реджиани.

Сегодня даже вручается премия Prix de Flore, которая присуждается подающим надежды писателям.

Адрес : 172 Boulevard Saint-Germain, 75006 Paris

«Кафе де Флор» (фото: cafe-de-flore.com)

«Куполь» (La Coupole)

«Куполь» напоминает гигантскую мастерскую художника. Интерьер этого парижского кафе внесен в список исторических памятников. Начиная с самого своего открытия, кафе «Куполь» притягивало представителей известных людей, писателей и художников. Именно здесь Луи Арагон познакомился с будущей женой Эльзой Триоле, Жозефина Бейкер часто ужинала с Жоржем Сименоном, а Альбер Камю всегда резервировал здесь 149-й столик. Также в la Coupole любили бывал Серж Генсбур с Джейн Биркин, Патти Смит, Марк Шагалл и Франсуа Миттеран.

Адрес : 102 Boulevard du Montparnasse, 75014 Paris

Кафе «Куполь» (фото: fodors.com)

«Кафе де ла Пэ» (Le Café de la Paix)

Кафе открылось 30 июня 1862 года как ресторан при отеле Grand Hôtel de la Paix. Расположение в непосредственной близости от Опера Гарнье позволило кафе с первых дней работы привлекать представителей элиты. Его постоянными гостями были Золя, Массне, Чайковский, Мопассан.

В шестидесятые годы XX века здесь записывали радиопередачу «Это Париж» (This is Paris), которую транслировали в США, с участием Ива Монтана, Мориса Шевалье и других культовых французских шансонье.

В новом тысячелетии «Кафе де ла Пэ» было отреставрировано, но оно по-прежнему остается любимым местом для досуга представителей интеллектуальной, политической и артистической элиты.

Адрес : 5 Place de l’Opéra, 75009 Paris

«Кафе де ла Пэ» (фото: pariswalkingtours.fr)

«Ротонда» (La Rotonde)

Кафе «Ротонда», основанное в 1911 году — одно из легендарных мест квартала Монпарнас. Первоначально это была пивоварня, владелец которой позволял бедным художникам весь день находиться в ней, заказывая всего лишь чашечку кофе за 10 сантимов. Здесь регулярно бывали Пикассо, Модильяни, Диего Ривера, Аполлинер, Хэмингуэй, Стравинский.

Сегодня «Ротонда» не утратила былого престижа, она притягивает не только обывателей, но и представителей мирового кинематографа.

Адрес : 6-8 Place de la Bataille de Stalingrad, 75019 Paris

Кафе «Ротонда» (фото: hotel-r.net)

«Ле Бюси» (Le Buci)

Кафе находится в Латинском квартале, в двух шагах от кафе «Прокоп», поэтому тоже всегда было любимым местом отдыха парижской богемы. Сегодня «Ле Бюси» сохраняет аутентичную атмосферу и репутацию места для интеллектуалов. Фасад кафе внесен в список исторических памятников.

Адрес: 52 Rue Dauphine, 75006 Paris

Кафе «Ле Бюси» (фото: calmandwealth.wordpress.com)

«Кафе дю метро» (Café du Métro)

Уютное местечко в самом сердце бульвара Сен-Жермен. Кафе открыто в 1920 году, и по сей день оно является детищем, передаваемым из поколения в поколение, что позволяет сохранять традиции, положенные еще в начале XX века. Кухня кафе характеризуется посетителями как «простая и традиционная», с блюдами французской и другой европейской кухни.

Адрес : 67 Rue de Rennes, 75006 Paris

«Кафе дю метро» (фото: cafedumetro.com)

«Кафе Турнон» (Café Tournon)

Если вы любите традиционную французскую кухню и бываете в районе Люксембургского сада, обязательно загляните в «Кафе Турнон». Это заведение открылось в тридцатые годы XX века, а в пятидесятые стало любимым местом для встреч афроамериканских писателей и художников, таких как Джеймс Болдуин, Честер Хаймс, Ричард Райт, Уильям Гарднер Смит, Бофорд Делани, Говард Казинс.

Адрес : 18 Rue de Tournon, 75006 Paris

«Кафе Турнон» (фото: parisisinvisible.blogspot.com)

	Ближайшие отели:	в 460 метрах	Hotel Villa Luxembourg	от	190 € *
		в 150 метрах	Hotel Novanox	от	130 € *
		в 180 метрах	Hotel Des Mines	от	120 € *
			* минимальная стоимость номера для двоих в низкий сезон
	Ближайшее метро:	в 530 метрах	Raspail (Распай)		линии

В торце дома выходящего на авеню Обсерватории и зажатого между бульваром Монпарнас и улицей Нотр-Дам-де-Шан, расположилось кафе Клозери-де-Лила (La Closerie des Lilas). Оно выросло из забегаловки при почтовой станции на дороге в Орлеан, через Фонтенбло. Уже в XIX веке кафе завоевало популярность среди известных людей, правда, в основном живших неподалеку.

Эмиль Золя приводил сюда своих друзей: Поля Сезанна, Шарля Бодлера, Теофиля Готье, и братьев Жюля и Эдмона де Гонкур (тех, что после основали гонкуровскую премию). Здесь бывал Оскар Уайлд.

Шахматные поединки, с товарищами из французской творческой элиты, устраивали за столиками этого тихого кафе Ленин и Троцкий.
После наступило время Гийома Аполлинера, перебравшихся на Монпарнас с Монмартра Пикассо, Модильяни.

И уже между мировыми войнами здесь стали завсегдатаями великие американцы: за столиком Клозери-де-Лила любил работать Хемингуэй, здесь часто бывали Генри Миллер и Скотт Фицджеральд… в общем много достойных людей.

Хемингуэй часто упоминает это кафе в «празднике, который всегда с тобой»

Когда мы жили над лесопилкой в доме сто тринадцать по улице Нотр-Дам-де-Шан, ближайшее хорошее кафе было «Клозери-де-Лила», - оно считалось одним из лучших в Париже. Зимой там было тепло, а весной и осенью круглые столики стояли в тени деревьев на той стороне, где возвышалась статуя маршала Нея; обычные же квадратные столы расставлялись под большими тентами вдоль тротуара, и сидеть там было очень приятно.

Ну и раз речь зашла о Мишеле Нейе, то вспомним о нём поподробней. Памятник этому выдающемуся наполеоновскому маршалу стоит рядом с верандой Клозери-де-Лила. Ней прошел с Наполеоном все битвы: войну 1805 с Австрией, Бородино, Лейпциг, Ватерлоо… Наполеон пожаловал ему титул князя Москворецкого за Бородино и называл «храбрейшим из храбрых». После реставрации он был обласкан Людовиком XVIII, но во время 100 дней Наполеона, посланный против бывшего императора, не удержался и примкнул к нему со всей армией.

Дальше было Ватерлоо, потом суд и расстрел за измену вот на этом месте, на площади перед кафе. Наполеон, узнав о смерти Нея, сказал: «Его смерть столь же необыкновенна, как и его жизнь. Держу пари, что те, кто осудил его, не осмеливались смотреть ему в лицо».

В 1831 году маршала реабилитировали, а в 1853-ем открыли памятник работы скульптора Франсуа Рюда. Роден считал этот памятник самым красивым в Париже.

И напоследок еще немного Хемингуэя, теперь о Нее:

Тут я подошел к «Клозери-де-Лила»: свет падал на моего старого друга - статую маршала Нея, и тень деревьев ложилась на бронзу его обнаженной сабли, - стоит совсем один, и за ним никого! Ах, как не повезло ему в день Ватерлоо! И я подумал, что все поколения в какой-то степени потерянные, так было и так будет, - и зашел в «Лила», чтобы ему не было так одиноко, и прежде, чем пойти домой, в комнату над лесопилкой, выпил холодного пива. И, сидя за пивом, я смотрел на статую и вспоминал, сколько дней Ней дрался в арьергарде, отступая от Москвы, из которой Наполеон уехал в карете с Коленкуром…

Кафе Клозери-де-Лила и теперь принимает гостей на своих засаженных сиреневыми кустами (La Closerie des Lilas значит, что-то типа «Закуток в сирени») верандах, правда цены много менее гуманны, чем в двадцатые.

Дело было у Клозери де лила - 1.

Один из самых отрадных для взора эпизодов мировой истории с участием И.Г. Эренбурга имел место в июне 1935 года на бульваре Монпарнас близ кафе Клозери де лила (Бд. Монпарнас 121). Эпизод этот прошел под знаком пассажей двух великих подсоветских несоветских русских писателей - Хармса и Булгакова:

"Как известно, у Безыменского очень тупое рыло. Вот однажды Безыменский стукнулся своим рылом о табурет. После этого рыло поэта Безыменского пришло в полную негодность".

"Ну а дальше сталкиваются оба эти мошенника на Шан-Зелизе, нос к носу... Табло! И не успел он оглянуться, как этот прохвост... возьми и плюнь ему прямо в рыло! Нуте-с, и от волнения, он неврастеник ж-жуткий, промахнись, и попал даме, совершенно
неизвестной даме, прямо на шляпку...- На Шан-Зелизе?! - Подумаешь! Там это просто! А у ней одна шляпка три тысячи франков! Ну конечно, господин какой-то его палкой по роже..."

Однако прежде чем приступить к самому эпизоду, следует остановиться на его корнях и скрепах. Корни произросли летом 1933 года, когда в советской недавно основанной Литгазете, в номере 28 (256) от 17 июня, был напечатан очередной очерк Эренбурга: "На Западном фронте. 3. Сюрреалисты" (с.2). Бог его знает, что на ту пору заело у видного левого литератора, но в репортаже этом он проходился все больше насчет гендерных и сексуальных ТТД изображаемых. Привожу его очерк от слова до слова:

В старой фильме Чарли Чаплина «Парижанка» имеется живописный, хотя несколько неаппетитный эпизод. Герой, придя в ресторан, требует дичь. Это не просто едок, но тончайший гастроном, и дичь он признает только в том случае, если дичь окончательно протухла. Он направляется на кухню, чтобы проверить, достаточно ли воняет фазан. Фазанов для подобных любителей подвешивают за шейку. Когда шея сгнивает и фазан падает на землю, его можно класть в печь. Повар и официанты невольно зажимают нос: даже профессиональный долг не в силах победить отвращение. Но гастроном, тот счастлив, жадно вдыхает он запах разложившегося мяса, как будто перед ним букет ландышей.

Я не знаю, с кем следует сравнить парижских «сюрреалистов»— с подвешенными за шейку фазанами или с находчивым поваром? Я не знаю, больные это люди иди только ловкачи, которые работают под сумасшедших. Одно бесспорно — любители имеются. Это люди с достатком: экземпляр поэм Рене Кревеля на «императорской японской бумаге» стоит 300 франков, а экземпляр поэм другого поэта Пере все 500.

Журнал сюрреалистов снабжен фосфорической обложкой, которая светится в темноте. Трудно, конечно, объяснить, почему журнал надо рассматривать обязательно впотьмах, но ведь нелегче доказать, что гнилой фазан вкуснее свежего. Это дело вкуса, а также психиатрии. Молодые люди называют себя сюрреалистами, то есть поклонниками сверхреального мира.-Вполне возможно, что в этом мире свои нравы. Кто знает, может быть после гнилого фазана душа просит фосфорической обложки?

Журнал в диковинной обложке называется «Сюрреализм на службе революции». Парижские снобы любят не только коктейли и половые извращения, они любят также «революцию». Сюрреалисты усердно цитируют Гегеля, Маркса и Ленина. Они уверяют своих полоумных читателей, что они «служат революции». Причем оказывается, что революции служат только они. Эти фосфорические юноши, занятые теорией рукоблудия и философией экзибиционизма, прикидываются ревнителями революционной нетерпимости и пролетарской чистоты.

Аидре Жид выступил на коммунистическом митинге, и тотчас же те, которые подобострастно прислушивались к любому его слову, стали травить мужественного писателя. Сюрреалисты тоже возмущены Андре Жидом: для них он недостаточно революционен! Поэт Пере, тот самый, книжки которого на «императорской» бумаге стоят 500 франков, посвятил Андре Жиду стихотворение: так обыкновенно пишут подростки на стенах парижских писсуаров. Я приведу наиболее приличные строки из этого, отнюдь непечатного, произведения:

«Господин товарищ Жид

Говорит себе, что пора выставить

напоказ свой живот,

Как красное знамя.

Да, господин товарищ Жид,

Вы получите серп и молот: *

Серп —в живот,

А молот вы съедите»!

Фосфорические похабники недовольны Советским Союзом. Один из них пишет: «Ветер кретинизма дует из СССР». Это звучит торжественно и мрачно. Что же это за «кретинизм»? Оказывается, революционные юноши не признают труда. Они и за Гегеля, и за Маркса, и за революцию, но на труд они никак не согласны. У них свое дело. Они, например, изучают педерастию и сновидения. Они возмущены: "Как можно восторгаться изготовлением кастрюль?". Они сами, конечно, ничего изготовить не в состоянии. Они прилежно проедают, кто наследство, а кто приданое жены. Это завсегдатаи американских баров и фанатики безделья. Советский Союз их возмущает тем, что там люди работают- это и есть "ветер кретинизма". Тот самый недоносок, который возмущается «ветром», признается достаточно откровенно: «Гораздо сильнее меня возмутила «Путевка в жизнь». Я негодовал, увидев этих молодых... (следует непечатное слево), для которых работа единственная цель, единственный смысл жизни, которым льстит форма кондуктора, которые, войдя в бордель, где по меньшей мере—тела и песни» не находят ничего лучшего, как броситься с криком на женщин н в бешенстве разорвать блистающие слова, которые я охотно взял бы как свою программу: «Здесь пьют, поют и целуют девушек».

кондуктора, но смирительная ру-баха!

Один из этой веселой компании занимается изучением сюрреали-стической картины на стекле. Он начинает с математических формул. Потом он глубокомысленно заме-чает: «Они обволакиваются глуби-ной их сожалений, которую им по-сылает зеркало, чтобы довести их до онанистическнх галлюцинаций».

Другой работает под садиста. Свою статью он озаглавил: «Акту-альность Сада». Он уверяет, что все люди — садисты: «Не причислит ли переоценка нашего сознания к меньшинству тех, которые свобод-ны от того, что наука официально называет пороком? Возможно, что эти люди, свободные от порока, завтра будут признаны больными».

Третий изображает целую кол-лекцию непонятных предметов, по-хожих, скорей всего, на овечий по-мет, и подписывает: «Новые психо-атмосферически-анаморфические ве-щи».

Четвертый пишет длинную статью о том, почему он покупает ма-сляные краски. «Я хотел было заняться живописью. Мои друзья, од-нако, заметили, что я все время иг-раю с красками. Я слегка нажимал на тюбик, выпуская краску и раз-мазывая ее... Вскоре это преврати-лось в страсть. Ложась спать, я брал тюбики и их нюхал… Должен признаться, что я испытывал сильное желание съесть краски. Особенно меня возбуждали желтый кадмий, кобальт и киноварь». Прочитав сюрреалистические книги, любитель тюбиков понял глубокое значение своей забавы: «То, что я с гордостью показывал всем и вся-кому два большие тюбика, подтвер-ждает, что я предавался символи-ческому экзгибиционизму, тем па-че, что то же самое я проделывал даже на улицах Парижа».

Эти фазаны воистину стухли. На них стоит остановиться только для того, чтобы понять, как могут раз-влекаться молодые французские поэты в наши отнюдь не безмя-тежные дни. Причем среди них мы встречаем имена поэтов, которые еще несколько лет назад писали настоящие стихи: имена Андре Бретона и Поля Элюара. Им кажется оскорбительным для звания поэтов восторгаться работой жестяников. Они не могут понять, что эти «ка-стрюли» для советских поэтов толь-ко один из вещественных образов того огромного напряжения стра-ны, которое, как всякая большая страсть, не может оставить равно-душным сердце поэта.

Они презирают грубую прозу. У них много времени и много кок-тайлей, У них много японской бу-маги. Они хотят заняться серьез-ным делом. Они устраивают анке-ты для «иррационального проник-новения в сущность вещей».

Анкета номер I. Дан стеклянный шарик. Спрашивается: «Благопри-ятствует ли шарик любви? К ка-кой философской системе он относится? Какого он пола? на какую часть женского тела вы его поло-жили бы? А если женщина мертва? Какому преступлению он соответ-ствует»?

Бретон уверяет, что шарик жен-ского пола, а Элюар настаивает, что шарик — мужчина. Любви ша-рик благоприятствует. Насчет фи-лософов — разнобой: каждый хочет придумать что-нибудь похитрее— Гегель, Нострадамус, Кант, Гераклит. Шарик предпочитают класть на срамные части как живых, так и мертвых особ. Шарик соответ-ствует многим преступлениям от карманной кражи до вампиризма.

После шарика поэты приступают к лоскуту бархата. Вопросы: «На каком языке говорит бархат? Ка-кова его профессия? Какому извращению он соответствует»?

Подумав, поэты приходят к за-ключению, что бархат—полиглот. Кто настаивает на ирландском язы-ке, кто на болгарском. Профессия бархата вызывает споры - он зани-мается проституцией, изготовлением духов, сутенерством, мученичеством, секретарской деятельностью и про-чим. Что касается перечня извра-щений, то он достаточно полон: на этот счет сюрреалисты доки.

Научная деятельность продол-жается. Поэты преважно спраши-вают друг друга: «В каком месте данной картины вы предпочли бы заниматься рукоблудием»? От ге-ографии они переходят к истории. Из шапки вытягивают цифры. Вы-ходит 409 год. Они начинают об-суждать, какой была жизнь в 409 году нашей эры? Сколько, например, тогда было жителей в Пари-же? Один отвечает—1857 душ. Дру-гой оспаривает: всего навсего 3 жителя! Потом, возвращаясь к сво-ей излюбленной проблеме, они спрашивают: «Как в 409 г. приста-вали к женщинам?» Мнения расходятся. Сюрреалист, лишенный фантазиит отвечает: «Открывали зонтик и говорили: «Мадам, сейчас пойдет дождь». Сюрреалист, пол-ный героизма, видит древнюю жизнь по-иному: «Их подбрасывали высоко наверх, а потом их несли подмышкой».

По поводу этих упражнений сюр-реалисты поясняют: «Мы вели ан-кеты с максимальной серьезностью и без мысли об их опубликовании». В последнем, конечно, должно усо-мниться: эти господа и храпят по-особому, чтобы как-нибудь при-влечь к себе внимание. Кто знает, не мутит ли их самих от всех этих тюбиков и шариков? Но они по-мнят о своем назначении—они хо-тят быть самыми вонючими фаза-нами для редчайших знатоков. Что же, каждый делает, что он может. Париж —большой город и в нем множество профессий. Если на-шлась профессия для лоскута бар-хата, то она нашлась и для изы-сканных поэтов.

При всем этом они смеют назы-вать cвой журнальчик: «Сюррeaлизм на службе революции». Вы не знали, чем они занимаются, го-воря о стеклянных шариках? Из-вольте — они служат революции. Сюрреалисты понимают, что «на-пугать буржуа» теперь трудно. Бархатом и тюбиками не прожи-вешь. Они нахально прерывают свои упражнения цитатами из Ле-нина. Но буржуа не столь наивен. Он знает, что эти фосфорические фазаны никак не опасны. Что ка-сается рабочих, то они не читают стихов на японской бумаге и жур-налов в затейливых обложках, а если бы они случайно увидали эти издания с их сквернословьем и от-вращением к труду, они, не заду-мываясь, причислили бы «служак революции» к обыкновенным улич-ным хулиганам.

От Артура Рембо, который писал гениальные стихи и который сра-жался за Коммуну, до этих жалких выродков, способных только на мелкое ерничество,—шестьдесят лет, вся жизнь целого класса, вся судьба большой культуры!

Осенью 1934 этот очерк вышел в переводе на французский в составе тома увражей Эренбурга, выпущенного издательством "Галлимар". Тут его изображенные и прочли.

(Продолжение следует).